Дыма без огня не бывает
Вскоре наши корреспонденты отправились в Софьино в надежде выяснить причины, по которым воспитанники детдома все чаще стремятся покинуть его стены. Странная ситуация ведь складывается – такое замечательное учреждение, где и обеды вкусные, и воспитатели заботливые, а дети бегут.
По дороге в детский дом мы встретили нескольких мальчишек, только что вышедших из местной школы, и решили у них поинтересоваться, не знают ли они случайно Лешу Ч. и как нам его можно отыскать. Лица мальчиков резко переменились, а спустя несколько секунд один из них, потупив взгляд, ответил: «А вы его не найдете. Он в Рузе».
Парни неохотно продолжали диалог с нами, хотя нетрудно было догадаться, что им есть о чем рассказать. После непродолжительных расспросов, Антон (имя мальчика изменено), одноклассник Леши, все же решился рассказать, что значит непонятное для нас на тот момент словосочетание «в Рузе»:
«Лешу за побеги отправили в психиатрическую больницу, она находится в Рузе. Он несколько раз убегал из детдома домой, в Киевский, у него там бабушка. А директор его предупреждала, что если еще раз убежит, она его в Рузу упрячет. Нас всех туда за плохое поведение отправляют…».
Так началось наше журналистское расследование.
Психлечебница как форма наказания
Слова детей, рассказывающих о новаторских методах «воспитания» в детском доме, буквально шокировали и никак не укладывались в голове. Как такое вообще возможно? Но мальчик, несмотря на наше удивление, спокойным голосом, словно говорит о чем-то привычном, повседневном, продолжал свой рассказ:
«Нас всех запугивают «Рузой». Как чуть что-то не так, или хамишь, или плохо себя ведешь – директор угрожает, что отправит в психбольницу. Так поступают не со всеми, а только с теми, кто как-то выделяется. Мой брат плохо учился и постоянно огрызался с учителями, его отправили в психушку, а вернулся он только через 8 месяцев и стал уже другим… После «Рузы» все приезжают глючные: не смеются, ходят и говорят медленно, на слова реагируют заторможено, не помнят многого. Потом все это немножко проходит, но не до конца. Мой брат уже не будет таким, как раньше».
Мальчишка закончил говорить и совсем погрустнел. «Давайте я вам Максима (имя мальчика изменено) позову, он там был, он вам все расскажет» - после недолгих раздумий предложил наш маленький собеседник и убежал.
Мы в это время пытались как-то осмыслить услышанное. Получается, ребенок, нарушающий дисциплину и имеющий проблемы с обучением - психически нездоров и настолько опасен для окружающих, что требуется его изоляция? Причем, куда? В психиатрическую больницу? И от чего же его будут там лечить?
Максим, друг Антона, побывавший на так называемом «лечении» в той самой больнице, сначала и вовсе не хотел делиться известными ему не понаслышке подробностями, все-таки разговоров о «Рузе» здесь всячески стараются избежать, то ли как лишнего напоминания о прошлом, то ли устрашения и угрозы психушкой крепко засели в сознании детей. Однако потом Максим все же рассказал нам о том, как лечат неугодных детей:
«Пятеро детей из нашего детдома там уже побывали. С каким диагнозом мы туда попадаем, я не знаю, но лечат нас всех одинаково: три раза в день – «Аминазин» (сильнодействующий психотропный препарат – прим.ред.) плюс еще по две-три таблетки. Они отключают мозг, ты ничего после них не хочешь – ни есть, ни гулять, ни играть, только спать. Но спать можно только ночью или в тихий час. Там тупеешь. Мне повезло, я там пробыл всего 4 месяца, а есть, кто по полгода живет там и больше. Чем больше там находишься, тем больше ты потом глючишь, когда вернешься. Некоторые мальчики, и я тоже, пробовали не пить таблетки, прятать, но медсестры их находили, и тогда всем было плохо… Нас растаскивали по палатам и кололи «Аминазин» с «Димедролом» уколами. Уколы делают и за непослушание, и тогда, когда начинаешь спорить и доказывать, что ты нормальный! Мы там живем вместе с настоящими больными, у которых слюни текут, которые орут, на полу валяются… А по вечерам медсестры заставляют нас делать им массаж, и взамен дают какую-нибудь еду. Кормят там какими-то объедками, и постоянно хочется есть. Там и по-настоящему крыша может поехать».
Не успел Максим закончить говорить, как ребят подозвал грозный охранник детского дома и велел зайти внутрь (вероятно, опасаясь, что воспитанники того и гляди расскажут чего-то лишнего). И мальчишки послушно забежали внутрь, не успев даже попрощаться.
Сказать, что услышанным мы были шокированы – все равно, что ничего не сказать. Когда мы ехали в Софьино, размышляя о возможных проблемах, которые могут быть обнаружены в детском доме, мы предполагали разные варианты, но такого ужаса и произвола, творящегося в стенах детского учреждения никто даже не ожидал… Где мудрость и чуткость, которыми должны обладать педагоги и психологи, работающие с «трудными» детьми? Куда подевались принципы гуманности? И главное, у кого и где искать защиты сиротам, у которых в жизни нет ничего, кроме детского дома?
Интересно было бы узнать, чем руководствовался директор детского дома, применяя такую специфическую систему воспитания. Зачем возиться с неугодным ребенком, когда можно просто сдать его в психушку?
К слову сказать, нынешняя директор Софьинского детского дома – Тамара Александровна Сучкова для представителей прессы приготовила совершенно другое объяснение, подозрительно отличающееся от рассказов детей, побывавших в психиатрическом стационаре.
Корреспонденты «Нара-Новость» побеседовали с Тамарой Александровной:
Корр.: Тамара Александровна, где в данный момент находится Леша?
Т.А.: Леша сейчас на лечении в психиатрической больнице, ему был поставлен диагноз «дромомания», и было принято решение о необходимости лечения.
Корр.: Кем оно было принято,и на какой срок Леша был госпитализирован?
Т.А.: Этот диагноз поставила ему наша врач-психиатр, которая работает в Каменской больнице. Леша – трудный мальчик, у него была неблагополучная семья, ну и сами понимаете… Леша проведет в больнице 20 дней, а потом вернется, я даже собираюсь его навестить на следующей неделе.
Корр.: Сколько воспитанников детского дома было отправлено на лечение в психиатрическую больницу в город Руза?
Т.А.: В Рузе у нас только Леша и все. Был еще второй мальчик, но он лежал в больнице в Хотьково, у него очень сложная ситуация – папа был эпилептиком, и у мальчика оказалась плохая наследственность.
Корр.: Что Вы можете сказать об остальных детях? За что они были помещены в психбольницу?
Т.А.: Какие остальные дети? Никто у нас больше не направлялся на лечение. Я к ним ко всем отношусь как к родным! С каждым разговариваю, беседую, помогаю…
Добиться каких-либо объяснений от директора оказалось невозможным - чувствовался многолетний опыт работы в руководящей должности (до 2009 года Тамара Александровна Сучкова была директором Наро-Фоминского училища №40), а посему и умение профессионально уходить от ответов и переходить с одной темы на другую. Впрочем, спорить и доказывать и без того очевидную лживость слов директора – не та цель, с которой мы посетили детский дом.
Поэтому на следующий же день мы отправились в Рузу – в больницу, которой пугают непослушных детей Софьинского детдома, туда, куда в сентябре увезли Лешу.
Что такое «Руза»
Детское отделение Московской областной психоневрологической больницы №4 - полное название учреждения, о котором так не любят рассказывать Софьинские дети. Располагается больница в 22-х километрах от Рузы, в селе Никольское, в зданиях заброшенной и полуразрушенной усадьбы «Никольское-Гагарино». Мрачное место – кругом развалины и грязь, в радиусе нескольких километров ни одного нового дома, словно жизнь здесь замерла лет 150 назад. Дальше – хуже.
По пути к главному корпусу больницы мы встречаем троих худощавых лысеньких мальчишек лет десяти. В руках у мальчиков - по два ведра со странным содержимым, по виду напоминающее не то корм для скота, не то какие-то строительные смеси. Оказалось, это – обед для маленьких пациентов психбольницы; его дети должны сами принести из столовой.
Внутренне убранство учреждения вполне соответствует обстановке за окном – обшарпанные стены, хлипкие деревянные двери, которые того и гляди развалятся, убогая мебель, завезенная сюда, наверное, еще в прошлом столетии, все серое и мрачное, в здании – холод…
А по коридорам раздаются детские крики и плач: «Не надо, пожалуйста!», «Отпусти!», «Отдай!», «Не надо!»… Если бы происходящее можно было описать одним словом, то это было бы слово «ад».
Хотел в семью, а попал в психушку
Поговорив с медперсоналом больницы и представившись дальними родственниками детдомовца, нам удалось добиться встречи с Лешей.
В помещении, где мы ждали его, не было ничего, кроме двух стульев, стола и большого окна, сквозь которое можно было разглядеть лишь железные прутья. Вдруг в комнату зашел мальчик в лохмотьях, с опустившимися руками и осунувшейся спиной, с наголо обритой головой и абсолютно безразличным взглядом… В этом грустном и медлительном ребенке едва узнавался тот улыбчивый малый, фотография которого месяц назад была в списке разыскиваемых в Наро-Фоминском районе детей. Мы поговорили с Лешей и узнали много подробностей относительно его пребывания в психиатрической лечебнице (видеоверсию интервью с Лешей Ч. вы можете посмотреть на сайте nara-novost.ru):
Корр.: Леша, сколько дней ты уже находишься здесь? (интервью проведено 11 октября – прим.ред.)
Леша: Двадцать три дня, я считаю. Мне сказали, что я здесь буду до февраля.
Корр.: А за что тебя сюда отправили?
Леша: За плохое поведение, я сбегал. Я просто не мог там находиться и очень хотел жить вместе с бабушкой и дядей, в семье, а не в детдоме.
Корр.: И тебя поэтому отправили «лечиться»?
Леша: Меня Тамара Александровна отправила. Я несколько раз убегал, и она сказала – «Еще раз убежишь, я тебе оформлю путевку в Рузу на полгода». Только когда меня везли сюда, я не знал, что это психушка. У меня медсестра взяла кровь из вены, а потом мне сказали, что нужно съездить за каким-то рецептом. Меня посадили в «Газель» и повезли, а вместе с медсестрой ехали еще двое взрослых ребят – они должны были меня поймать, если я вдруг побегу. Они обманули меня и оставили здесь на полгода.
Корр.: Как вас тут «лечат»?
Леша: Дают таблетки. От этих таблеток становишься глючным.
Корр.: Что значит быть «глючным»?
Леша: Постоянно спать хочется, двигаешься медленно, говоришь медленно, думаешь медленно, сидишь и ничего не делаешь. Мне кажется, я тоже теперь «глючный».
Корр.: Чем здесь вообще дети занимаются?
Леша: Практически ничем. Полдня мы сидим в комнате и играем в кубики, воспитатели дают нам писать и решать примеры, но они все легкие, как для даунов, а здесь в основном нормальные дети. Есть, правда, и больные, но их немного. Я недавно начал книжку читать «Сын полка», чтобы мозг работал, а когда я в школе учился, мне математика нравилась, я примеры и уравнения любил решать. У нас в палате одиннадцать человек, вот двое мальчиков однажды решили не пить «Аминазин», чтобы голова получше думала, так медсестры потом их обкололи уколами, а потом еще издевались. Они каждый вечер издеваются…
Корр.: Как они издеваются над вами?
Леша: Они смеются над нами и «бесят». Ну, то есть, делают что-то, что детям не нравится, выводят из себя специально, обзывают, и некоторые начинают плакать. Это – плохое поведение и за него наказывают уколом «Аминазина». А некоторые медсестры просят какого-нибудь мальчика сделать им массаж. Все соглашаются, потому что за это они дают нам разную еду и иногда разрешают смотреть телевизор. А если ты будешь постоянно убираться и делать все, что говорит медсестра, то можно стать ее любимчиком и тогда она даже шоколадку может дать.
Корр.: Леша, а твои друзья здесь когда-нибудь были?
Леша: Да, трое уже были (фамилии детей, названные Лешей, по понятным причинам мы не указываем). И некоторые выпускники, которые сейчас не живут в детдоме. Они все надоедали директору своим плохим поведением. Она сначала угрожает, а потом отправляет.
Наша с Лешей встреча быстро подошла к концу – медсестра сообщила, что у детей по расписанию обед и мальчик не должен его пропускать. Прощаясь, едва сдерживая слезы, Леша шепотом, чтобы никто из медперсонала не услышал его слов, попросил – «вытащите меня отсюда», а после послушно последовал за медсестрой, словно заранее опасаясь выговора или наказания.
И сколько здесь таких Леш, попавших сюда волею какого-нибудь горе-директора, неизвестно. Сколько их, отправленных сюда «отбывать наказание» за плохое поведение и побеги из детского дома?
Интересно, не задумывалась ли Тамара Александровна Сучкова, отправляя «трудных» и «проблемных» детей в психлечебницу, как подобный «опыт» отразится впоследствии на здоровье ребенка?
Вероятно, такие вопросы «педагога» мало интересуют. Кресло руководителя, стабильная зарплата и обеспеченные спонсоры, похоже, вытеснили из списка приоритетов такие качества, как человечность, милосердие и добросовестность.
P.S.
Так варварски калечить маленькие детские души – преступление. А за любое преступление, как известно, нужно отвечать.
Редакция газеты «Нара-Новость» с просьбой провести проверку о незаконном помещении воспитанников Софьинского детского дома в психиатрическую больницу обратилась в следующие организации и ведомства:
- Наро-Фоминская городская прокуратура
- Рузская городская прокуратура
- Уполномоченный при Президенте РФ по правам ребенка
- Министерство здравоохранения и социального развития РФ
- Национальный фонд защиты детей от жестокого обращения
Cпецкор Ксения ТУРЧАК
